Упал торшер, со звоном разбились пластиковые упаковки и хрустальная люстра. Подушки летели тяжело, как пушечные ядра, но мягко приземлялись. С трудом на подоконнике я раскатала рулет ковра и тоже столкнула вниз. “Ха!” — воскликнула я, чувствуя реальное физическое облегчение, как будто эти вещи раньше лежали в моей голове и давили как опухоль. Сама я спустилась со второго этажа по козырьку и водосточной трубе. Я бежала и молилась: награди меня слабостью — чтобы принимать невзгоды; силой — чтобы сражаться с ними; умом — чтобы не связываться с лишним в своей жизни, выкармливая потом собственной кровью; и сердцем — чтобы приютить в нём любовь к каждому воспоминанию, бедам, поворотам, ко всему и всем, кого я приручила своей привязанностью. И тут все люди исчезли, я стояла на пустыре за многоэтажками, плюхнулась на траву, утомлённая бегом и солнцепёком. Я смотрела в безмятежное небо и полнилась этой безмятежностью, подозревая, что всё о чём прошу, и так во мне есть.

giphu