Тебе выпало счастье делить часы одиночества с плутоватым крохотным эльфом. Вот он сидит на гладком обветренном пне в ворохе осиновых листьев, пёстрых как беличья шкурка, и сбивает ледяную корочку с волнистого подола твоей тоги. Стеклянный пруд тих. Чуть золотистое полуденное небо безмятежно перебирает сливочные складки облачных вуалей. Бирюзовым и лиловым слегка наметились тени. На веточках несколько алых брызг — ягоды. В этом конце парка, и всегда-то уединённом, укромнее зимой: не слышно писка вездесущих воробьёв, сюда не ходят люди. Людям больше нравятся скамейки, стриженные кусты и пухлые купидоны. Эльф мечтательно вздыхает — он не так угрюм как был в последние дни. Теперь он чует близкие снегопады, почти видит белую пелерину, так идущую твоей мраморной коже. Тонкий благородный запах снега переплетается с прядями твоих, будто седых, волос. Он знает, что в предвкушении падающих звёзд, в декабре, прозреют твои глаза.
Расскажу о повторяющемся видении. Я иду по мощёной дороге сквозь лес в горной долине. туманно и влажно: на расстоянии десяти метров от меня будто вырастают стены матового стекла, заслоняющие мир, сливающиеся с белым небом. Меня мучит жажда. Где-то над собой я вижу худую лохматую ворону, которая держит в лапках перламутровый жёлто-зелёный огонёк. Она летит прочь от меня и скрывается из виду. Вскоре дорога приводит меня к мраморному строению в греческом стиле. На небольшом возвышении лишь пол, разбитый на квадраты, да колонны; ни крыши, ни стен. На плитах стоят большие круглые стеклянные вазы и пузатые фужеры. Все в разной степени наполнены водой — некоторые и до верху, под ними даже лужицы, в каких-то воды чуть-чуть. Тут я замечаю ворону: она опускается над одним бокалом и роняет огонёк, который превращается в розовую дикую розочку. И, хоть в бокале не очень много воды, для питья я неизменно и не раздумывая выбираю его. Остальные сливаются с туманом.
Сон открывается как музыкальная шкатулка.
…Безоблачное летнее небо раскалено как плафон непрестанно работающей лампы. И вместе с полуденной болтовнёй не видимых нам кузнечиков будто слышится потрескивание нагретого металла. Ровное поле золотых пшеничных колосьев украшено яркими мазками алых маков. По центру поля стоит старый столб электропередач с немного провисшими проводами. Он с верха до низу обклеен разнообразными почтовыми марками. Лёгкий ветерок не в силах прогнать зной. Лишь мягкие цветочные лепестки флегматично отвечают его ласкам, да замолкают на секунду кузнечики. Ни единой тени. Нет! Одна тень есть. Вот в этом сомкнутом бутоне. Там, в нежной, чуть сиреневой, прохладе, закутавшись в сладкие маковые росинки, спит божья коровка…
Шкатулка закрывается.