Начало астрономического месяца. Терра-месяц ноябрь. Под холодной голубой атмосферой изгибаются дугой золотые поля. На ярком свету трава выглядит полупрозрачной, и бумажно и сухо шелестит на северном ветру, а он выписывает замысловатые траектории, срывает семечки ясеня. Этот рой жёлтых мотыльков вспархивает над состарившимися домами с седой черепицей на лбах, и залетает в опустошённые очи. В окна. Облупившаяся и обветренная кожа подъезда облетает от одного прикосновения наших грациозных и отчётливых теней. Лишь бы не разбередить этого сна наяву, которому внимают стены. Ветви вросли в оконный проём, опутав люстру, и вместе с ней покрывшись патиной и пыльным мхом.

Колючий и прохладный свет сочится в комнату, стены испещрены криптограммами. Кто начертал эти знаки – скрещённые и параллельные прямые, круги и полукружья? Что они значили тогда для этих существ? Люстра, этот рассохшийся язык дома, задумчиво качнулась. Чтобы понять, я прислонилась лбом и ладонью к ледяной стене. Потом обернулась к тебе: “Это поэзия…”.

No Comments giphu

Один смешной человек сказал мне, что я не знаю, что такое тишина; однако, тишина моего одиночества настолько могущественна, что за грохотом сердца и днём и ночью я слышу как скребутся, запакованные в бетонные утробы, тела людей. Их души поднимаются с выхлопами заводов и виснут, отравляя дожди, поэтому они в спячке. Тела бодро продают вещи, жадно их покупают, шумно ругаются, совокупляются, а уши не слышат, белки глаз мутные и вываренные от кипящей и клокочущей жижи внутри. Наверное, это варево и есть моя тишина, застилающая слух.

Бурая заиндевелая трава издавала шорох раскрошенного стекла в том месте, где меня заточил один странный и смешной человек. Стонали льды на реке. Водопады шумели так, как раньше только кровь в висках умела. Туман глушил шёпот. Вечерами оживали рощи. Свет полупрозрачного солнца заливался в зрачки и наполнял пустое тело от пяток до макушки. Сквозь себя я теперь столько вижу! Мы вдали от города научились быть менее лоснящимися и плотными, более похожими на сухие овсяные оболочки, наполненные тихим ветром. И только.

No Comments giphu

Ещё одна мысль-мечта-перемена (и день) погребена под белоснежным завалом докладов, договоров, инструкций, усыпана скрепками, помечена цветными стикерами. Ура, после восьми я могу покинуть лавиноопасный участок – закрываю на ключ свою пластиковую конуру и, растирая вискú, спускаюсь в холл. Дальше я оживаю, будто вспыхнувший фитилёк. Каблучки по брусчатке, дети в переулках, дивное летнее небо, ласточки, закатное тепло, рыжие оштукатуренные стены домов, тяжёлая дверь в подъезд. В сумерки пустой квартиры я пускаю свет, болтовню кузнечиков и воздушное шитьё заострённых крыльев и хвостов над крышами. И вот, пока я мастерю салатик на ужин, меня настигает лесной ветерок, распахивает дверь моей усадьбы, приносит аромат садовой земляники (и я зарываюсь пальцами в рыхлую землю своих грядок) и треплет занавески, которые я когда-то сама выберу. Ветви ложатся на плечи. Моя мечта: знакомая до последней искорки, изгиба, вдоха, друга, песни – пролетает передо мной тоненьким хвостом ласточки, чтобы напомнить, зачем я каждый день выбираюсь из-под лавин.

No Comments giphu