В хорошей, качественной сказке, когда принц целует погруженную в болезненное забытьё принцессу, она мгновенно распахивает глаза, локоны влюблённых осыпает лепестками, птицы выводят карамельные мелодии, и лучики сплетаются над их челом и сомкнутыми руками.
После того, как мой отчаявшийся принц поцеловал мои застывшие резиновые губы, тоже родилась сказка.
Он нашёл её в разграбленной и уничтоженной провинции. В сгоревшей церкви лежало её тело – капельки пота на лбу, вся белая, как в венчальном убранстве. Поцелуй пробудил её, и она сожрала сердце принца, выела его до дна, выцарапывая ногтями череп изнутри. Теперь белая дьяволица ходит по погубленным землям и бедным деревням, её подол оставляет липкую чуму, холодные прозрачные глаза полны и зла и скорби. Но кто её видел, уже не был прежним, ибо, где ходила вампирица, засыхали ручьи, люди и деревья, и падали, падали скрипучие и сырые дома.
Но на самом деле никто не умирал. Принц заперся вместе со мной в башне, разучился говорить и только гладил меня по голове, поил полынной микстурой и утирал лицо. Мы стали похожи как близнецы, стали истощёнными пленниками, глядящими в ночь. Мы перестали принимать гостей, и нас перестали принимать за живых.
У каждого вначале был только свой дом и только свой способ любить его, свои незабудки, чтобы украшать окна весной, свои ноты, чтобы рисовать ими на стенах в пору бессонницы. А она случалась, и точила жаркой точечкой у каждого свою ночь. Но я растила вокруг наших домов слова, а ты распахивал навстречу двери. Что пошло не так?
В обёрнутых листьями сумерках завелись и зарыскали химеры, наполненные ладаном и чудом. Глаза, горящие в черноте дворов, загоняли нас внутрь, оставляя осквернёнными, озлобленными от приставучей канализационной вони и с надоедливой песенкой в голове. Мы заглядывали в каждый уголок наших домов, я слышала вздохи в тёмных углах твоей гостиной, ты видел старые портреты в моих комнатах… Но, выпущенный однажды, ещё зарёю, мой голос, твой возглас о любви оторвался от тела, и горным эхом реет над крышами, не даёт нам забыть. В какой-то из дней, сидя каждый в своей крепости и глядя в окно, мы поняли, что декорации полей, заводей и гор вокруг, от которых до того свежо веяло акварелью и картоном, могли ожить и дать нам больше, чем стёртые ступени и протоптанные чердаки. И только вдвоём нам не страшно будет покинуть дома, которые мы уже полюбили общей, разделённой любовью.
Ты выдумывал беспечные слова, мастерил из них лестницы, сияющие до небес. Из своих кровных снов я вила сети для ловли осколков. Мы шли за руку по сухим и тихим пляжам, замороженному океану. Весь мир перевернулся и раскололся, мы в поисках собственного неискажённого отражения.
Я была душой, обитавшей в Его руках, грела их и следовала Его пальцам. Даже когда Он комкал и рвал меня, бесполезную, я понимала, почему счастлива – я, Его создание, чувствую боль, а значит, благодарность. Я перчатка с Его руки. Сейчас ледяной снег жалит меня как пули, оставляя вспышки на коже. Без Него – он пролетал бы насквозь неощутимо. Меня окрыляет любовь и отрезвляет боль. Я воздушный змей – нитку то натягивают, то чуть стравливают. Когда я была несмышлёнышем, гордость не давала мне уснуть, мне претила такая зависимость. Но ужасней – быть истуканчиком, задвинутым в дальний ящик письменного стола.
Какое отражение покажется перед нами? Кто мы с тобой на самом деле? Чьи мы паруса, то тонкие и бумажные, полные холодного дыхания и сияния посмертных светил, то тугие и просмолённые, налитые нагретым дымом и цветочной пыльцой? Призрачные и паутинные ли, солёные и солнечные ли – мы несёмся в Его бесконечность.