Я расскажу, что такое цветы июня, ведь знаю о них всё. Это юные создания, их сок ещё не горек, они едва отдали миру свой первый аромат, когда их настигают заморозки или ливни. Ты можешь жалеть бедняжек, но, главное (вдохни!) – они подарили своё первое, чистое, благоуханное дыхание ветру. Не срезáли жёсткий стебель серпом, не вытоптали их в пожухлой августовской траве стада. Сладость и покою почивают в утреннем тумане над таким лугом. Ясное небо, тающий ободок луны и магия первого дыхания. Отчего же мне теперь горевать о себе и плакать? Что бы ты со мной ни сделал, пусть я упаду на колени, или ты бросишь меня на землю, как потрёпанную куклу – знаешь, что я почувствую? Благодарность. Ты подарил мне чистоту этих июньских трав. Не важно как, не важно, что это больно. Если я буду смотреть только на неё, дышать ей, останется лишь прощение, благодарность, любовь. Если мне посчастливится, и со временем зарастут раны, исправятся ошибки, забудется беда, о! как я рада буду в памяти хранить такое сладостное, неосквернённое воспоминание о нас.
Вопреки смерти в космической бездне собирается раскалённая плазма, запускает пульс жизни, рождает сосудистый венок из гелиевой пыли, что свяжет части тела. Она коронована собой.
Вопреки науке посреди чёрной ночи из вод фьорда, опоённого звёздным светом, восстаёт гигантский дракон, стекают по его горячим бокам сернистые растворы; он, облачённый эластичной кольчугой, улетает на свободу. Его спину ласкают молнии.
Вопреки вере из заводей, заросших водяным орехом, всплывают полупрозрачные утопленники и вспоминают человеческий язык, и учат непроглядными безлунными ночами слова заклятий. Их прóклятая плоть оживает.
Вопреки здравому смыслу из пепла тянутся лепестки, с неистребимой жаждой жизни они впитывают солнце, корнями разламывают скалы, плечами раздвигают ущелья и поднимают из глубей земных ледяные питательные ключи. Цветы их душистей весны, а стебли ядовиты.
Замечательные, и демонически-прекрасные, примеры выживаемости дарит нам мирю Перед победителем преклонятся…
Со мной вместе обходят эти лабиринты и другие люди-подобия, с головами, набитыми соломой и с пуговичными остекленевшими глазами. Иные плетутся как слепые котята, другие – маршируют. Дома, улицы, перекрёстки и столбы со скрежетом вращающихся шестерней передвигаются как фигуры по шахматной доске, бесконечно меняя наш лабиринт. Клокочут и заходятся хрипом динамики, смрад поднимается от канализационных люков, бензиново блестят лужи под ногами толпы, сиротливо жмутся к неоновым вывескам проститутки с развязавшейся шнуровкой на лицах и животах. Я не знаю, что все они ищут, но я ищу себя. А ты для меня кумир – распятая на горе, ставшая звездой. Благодаря чему ты нашла выход? Прикованная к прозрачным льдам, в нежно-розовом рассвете, встречая новую жизнь, испытывала ли ты боль? Счастье? Сейчас я иду, не смотря под ноги – не отрываю взгляда от голубоватого силуэта горы. Я хочу достичь его, и шепчу: “Я верю!” Моё соломенное тело сгорит в ярком солнце там, снаружи, и я воскресну звездой.