У подножия огромной каменной лестницы в небо есть святой лес. Берёзы травинками гнутся на солнечном ветру, низвергающемуся с вышины. Вспыхивают фуксиевые светочи иван-чая. Около нижней ступени разлился небольшой пруд, в нём плавают карпы с голубыми боками, им ни до чего нет дела — они только испуганно фыркают, если рядом падает почти по-осеннему лимонный листок на поверхность воды. У берега часто пасутся олени и кролики, пригреваясь и задрёмывая в оседающем с неба аромате мирта и клюквы. Далеко по синим горизонтам, среди горных пиков и душистых лугов разбросаны такие рощицы. Там, где исчезли города. Между деревьев только и остались кое-где инвалидные коляски — затянутые вьющимися лозами, застланные мхом, обжитые овсянками. Но и эти артефакты человечества покидают мир с каждым годом с достоинством ветеранов. Они сыграли свою роль в судьбах немощных душ.
Невыносимо долго и незаметно копится свет. В какой-то момент он переливается через горизонт. Непроницаемый туман рябит и расползается, обнажая верхушки молодых сосен. Блеснули ртутными нитями рельсы. Родилось новое утро, пасмурное и волглое — брат-близнец сентябрьского. Лето отдыхает и смыкает веки. Над редколесьем и по лугам проходит наискосок морох, клубясь и извиваясь над всё ещё тёплыми речками. Меня поражает беззвучная подвижная картина дрейфующей влаги, растворяющихся близ земли туч. Я прохожу по окраине ж/д развязки – набрела на стоянку товарных вагонов и облитых пахучим гудроном цистерн. С некоторых пор, уже давно, мне нравится этот запах. Пунцовеет шиповник на мокрой гальке, сыреют закопчённые столбы, капает с проводов. Царит покой, изредка только бесшумно пролетит птица, да колыхнутся бисерные паутины на кисточках пижмы. Частью чего бы я ни была – сейчас я морох, и я следую своему пути…
На моё письмо ты не ответил. На единственное письмо, которое позволила написать мне гордость. Когда я оступилась и запуталась, вы все бросили меня. “Для твоей же пользы”. Бросили, как цыплёнка в воду, чтобы научилась плавать. Но забыли, что плавают утята. А я уцепилась за жизнь назло, вопреки и в доказательство. Упрямо пыталась питаться правильно, делать зарядку, снова взяться за шитьё, улыбаться старым знакомым и не забывать брать зонтик. Притворяясь, будто это было кому-то нужно. Я всё же сожгла свои бумаги. Стала подниматься на крышу и смотреть на купающихся в закате чаек над озером в парке. Усаживалась на скамейку и кормила голубей. Даже полюбила солнце… Прошло время. Моё сердце механически отрабатывало свои годы. Я сожгла все свои записи, да, а они вернулись татуировками на моём теле. Вернулись почти все.