Под моей белой татуированной кожей им не разглядеть души, а только пользу и качество. Светлая, дышащая, мыслящая, освящённая актом Творения, она остаётся невидимой для них за волокнами, так удачно гибкими, прочными и узорными. Они не видят моего рта — и отказывают мне в голосе. Не замечая моих следов, отрицают способность двигаться. Не понимая моей философии — они не могут увидеть разум. Моё безмолвие, бессловесную недвижность они засчитывают за согласие, покорность, готовность. Не находя упоминания обо мне в реестрах своих священных книг, они заключают, что я отлучена от бессмертия. У меня нет их видов рецепторов — я не почувствую боль, не имею я такого же лица, чтобы оно исказилось. Не посмотрю на них укоряющим взглядом… Поэтому кому какое дело, когда посреди торжества расписанного под хохлому октября, тренькнув, блеснёт солнечный зайчик на взлёте, и топор вонзится в моё тело? В берёзовую плоть.
Шлю наконец тебе весточку. Как жаль, что ты сейчас не здесь! Знал бы ты, как легко дышится в этих местах, да ещё на склоне октября. Золотое пышное убранство не смущает моей угнетённой души: листва теперь осыпалась — пёстрая, тёмная, мягкая. Будто ступаешь по соколиным перьям. Последние украшения леса — это омытые дождём гирлянды алых лаковых бус. И, знаешь, в этом свежем, светлом и тихом воздухе, мне кажется, я делаю всё больше шагов к самой себе. Здесь, в долине, как в колыбели, я сливаюсь с природой, заимствуя силы. Я напитываюсь пряными ягодными соками. У меня калиновая кровь! Кедровые корни поделились своим здоровьем и силой, ивовые плети — гибкостью, лисица — зоркостью, куропатка — терпением. Каждый день я дивлюсь новой находке и сижу допоздна у окна, не зажигая свечей. Жду не дождусь тебя здесь! Приезжай!
Сейчас, в холода, хочется вспомнить с тобой тот день, когда по шелковистому склону горы мы поднимались через лёгкую мглу. Деревья, кусты и травы были низкие, но густые; старые упавшие дубы и, даже, камни проросли повиликой насквозь. Ещё сто метров вверх — и тёплое одеяло тумана уже волнуется под нами как море. Здесь солнечно, и от лучей во влаге внизу мерцают причудливые радуги: двухцветные, красно-оранжевые. Стеклянные бусины росы крупные и светлые. Все пеньки и кочки украшены венкáми из клевера. На скалистых террасах, уходящих ввысь, к каждому уступу жмутся маленькие домики (все разных цветов: вот жёлтый, голубой, фиолетовый…) с крошечными садиками, которые, видимо, стоили больших трудов. Мне так и видятся наши весёлые, разрумянившиеся от подъёма и свежего воздуха, лица; мягкий и нежный июль; стрекочущие в вишнях иволги; приветливые хозяева, сливовый пирог и старомодный жестяной чайник. Все эти воспоминания и согревают нас сейчас.