Я сижу неподвижно за деревянным садовым столом. Охристо-бурая чаща обступила меня со всех сторон. Шумно галдя, огромным спиралевидным вихрем взмывают в неспокойное белёсое небо ворÓны. Кружение запятых отражается в моих, будто остекленевших, глазах. Начинается дождь, он наполняет пустой бокал на столе, и в воду, как нарочно, падают три рябиновых ягоды. Это не приковало моего взгляда. Деревья качаются неистово, но прерывисто; так же идут дожди — как на ускоренной перемотке. Волосы и одежда намокли, но меня с виду это не волнует. Осиновый лист прилип к лицу. Я его не смахнула. Я ни разу не шевельнулась, не моргнула. И вот уже упал, раскололся бокал; с дождевыми потоками несколько прядей волос “стекло” на потемневший свитер, на котором расплетаются петли. Я засыпана веточками и листвой, а глаза всё также впитывают позднюю осень.
Утро. +2°С. Туман. Я сложил крылья и прижал поплотнее к телу, упаковал свою телескопическую трубу в замшевый чехол, чтобы не запотели линзы. В отсутствие ориентиров сегодня мне до вечера нужно добраться до океана. Пожалуй придётся подняться выше облаков.
…Вокруг бирюзовая гладь. Ветер бушует (хотя внизу и штиль). И нет шансов найти хоть какую-нибудь звезду или примету. Но вот повеяло солью, и глупая чайка слишком высоко взлетела. Пора…
Близок вечер, но волны всё ещё седые. В скалистой лагуне плещутся мои знакомые — тяжёлые длинные косы змеятся по поверхности воды, тонкие талии подпоясаны жемчужными нитями. А мне немного западнее… Чуть дальше будет остров.
Маленький остров с плакучими ивами, круглой галькой, сотнями рапан, мягким эхом в альковах прибрежного грота… Мы встретимся там.
Я берегу в своём сердце память, свежесть и свет о вышедшем из-под кисти величайшего из художников пейзажа, написанного чистейшими и ярчайшими красками на блистающей эмали: контрасты голубого и золотого; холода и солнца; тишины, спокойствия и далёкого шелеста листьев; нежных градиентов, их плавность, и сочность точных акцентов — белый перистый росчерк на небе, желтоватая, с красной искрой, рябь листвы на дорожках и лужайках и ярко-алые запятые ягод. Я помню, как утренней истомой веяло от мягких отблесков на гладкой коре, и как полупрозрачные тени таяли в подлеске, в глубине беседки, под навесом крытого моста. Я не забуду! И в тяжёлую минуту картина эта будет эмблемой счастливых дней, что ещё будут впереди.